Сергей Стрельцов.

Коломбо.

Роман.

Старая версия.

 

 

Посвящается Моему Деду,
участнику Второй Мировой Войны,
Генералу-Майору Олегу Петровичу Николаеву.

 

 

Предисловие

Я написал эту поэму в Пафнутиево-Боровском Монастыре под Москвой. Она мне сначала не понравилась, я ее хотел уничтожить, но она случайно сохранилась в компьютере моего друга Дениса Борисова. Я набирал на нем поэму, чтобы распечатать и разнести в журналы. Там ее не приняли. Я ее выбросил. И хотел забыть. Но потом она нашлась у Дениса, когда уже была готова вторая ее версия.

 

 

 J'aime Britanicus. Je lui fus destinée

  Racine. Britanicus.II.3  (1)

 Thus let me live unseen, unknown,
    Thus unlamented let me die,
 Steal from the world, and not a stone
        Tell where I die.

 Pope. Ode on Solitude. (2)

 Тихо светится луна
    В сумраке тумана-
 Молчалива и грустна
    Милая Светлана.

 Жуковский. Светлана
 

  

Песня Вступительная
 I
Я жажду Истины; не общая мечта.
   Ей грудь взволнована и ум обеспокоен;
Ее символы Мир и Красота,
   Ее закон препрост- он произволен.
Она в гоненьи ныне- всюду Суета
    Кладет печать, затем я буду воин:
Моей руке давно привычны брани-
Мой Меч- Перо и ужас в чуждом стане.

 II
A coup de main* я залетел в него-
   Меня заметили и битва развязалась.
Я был ей опьянен, былое озорство
   В давно уснувшем сердце пробуждалось.
Я ранен многажды- щит треснул- Ничего!
   Сколь даст Господь- сколь мне предназначалось
От сотворенья лет- я продержусь- Потом
На ложе Чести позабудусь сном.

 III
Он будет не о вас младые дни,
   Он будет не о вас враги и други,
Он будет ни от Сартра или/и
   Камю, ни от слащавой и смешной потуги
И суеверий старого Брами,
   Которого Ученые Досуги
Торгует жадная до знаний молодежь,
С которой что однако же возьмешь?

 IV
В иное время я любил его,
   Прилежный в деле ученик Санскрита,
Как я любил еще того-сего,
   Что ныне сладостно и вовремя забыто.
Индийский стих, слащавый до того,
   Что и в Брами не пробудил пиита,
Теперь мне надоел. К нему остыла кровь
И к Вечности Святой в ней родилась Любовь.

 V
Теперь потребна Муза** мне
Cвятая!
   Ее!- душе желанен приговор.
О нем одном- Благословенье Рая-
   В тоске я вспоминаю до сих пор.
Приди! Молю Тебя. Здесь повесть замышляя,
   Быть может в окровавленный простор,
Что был отечеством за древностию лет,
Я изолью Свободы Мир и Свет.

 VI
О рифмы я люблю таинственную власть!
   И уз ее не пренебрег покуда.
Я с ней родился, с нею началась
   Во мне Любовь, и Вера- было Чудо-
Такое вспомнит каждый. Но сейчас
   Я умолчу его- причин на случай груда,
Венчает рифма шаткий город их:
Рассказ непрост- и трудно лезет в стих.

 VII
Блаженный лучше вам расскажет Августин***,
   Как юноше являются чредою
Невинность— Нега— Страсть— Забота—
Spleen,
   Как скромною сперва неопытной мечтою
Он изучает свет, как господин
   И света и наук- Как суетою
Он забывается, переменяет даты,
Привычка и порок берут его в солдаты.

 VIII
Теперь он муж заслуг- он наш герой-
   Не повести, а всей гражданской Славы.
Им движется Прогресс- Разврат- Он сам не свой
   От гордости- Но скучные забавы
Ему вменяет век и за собой
   Влечет его- Картины величавы
Тут гаснут перед ним- но мутный взор,
Взирая вкруг, заметит ли Позор?

 IX
И что Позором называть ему?
   Быть может Скромность или Утешенье?
И скучен мир- и Богу самому
   Прописывает общество и мненье
Закон и место. Чуткому уму
   Здесь иногда случается сомненье.
Для прочих дело сделано- Отлично!-
Тиранство среди нас привычно и прилично.

 X
Но в прочих места для себя я не обрел.
   Хваленье Небесам! Свободу любит младость.
Увы вам времена и нравы! - тщетный произвол
   Я проклял ваш. Мне легче задышалось-
В груди явился праведный глагол.
   О Век Языческий! Немногое осталось
Тебе, учтивый к прочим старикам,
Тебя я не люблю и бью и там- и сям.

_______
*   "Ударом руки"- или "тактическая вылазка"- французский воен. термин
**  Святая Праведная Муза. 16 мая по ст.стилю.
*** Святой Блаженный Августин, Святитель Гиппонский;
    автор "Исповеди". 15 июня по ст. стилю.

 

 

Заглавная Песня
 I
Уже заря летает над холмами,
   Уж по водам плывет ее огонь,
Уж первый свет неверными лучами
   Пал на земле необщею красой.
Как дань любви проверенной веками
   Несет светило негу и покой,
Мир пробуждая и приветствуя неспешно;
И нас, мой добрый друг- читатель мой, конечно.

 II
Пора!- пора, приемля слог давно забытый,
   Но сладкий нашим образованным умам,
Мне развернуть свой свиток даровитый,
   На славу мне- как знать, на утешенье вам;
И Лиры Северной- Старушки Сановитой-
   Коснуться Оживляющим Перстам,
Чтоб звук живой и разум совершенный-
Явились вновь средь жаждущей вселенной.

 III
Писать иль не писать? Вопрос не в этом мой!
   Средь множество путей к высокой Славе
Я выбрал этот с легкою душой;
   На ней дух мужества соседствует забаве.
На ней возможно резвою строкой
   Оставить памятник скромней и величаве,
Чем то, что в меру щедрости своей
Мы назовем- Литературой Наших Дней.

 IV
По-русски я пишу. Хоть это странно мне-
   Писать на языке такой державы,
Где Церкви чести нет, где Старине
   Главы не клонят, где Благие Нравы-
Рассудок- Мир Граждан- лежат в безумном сне.
   Их слух погиб. И зрит мой смысл здравый:
Английский стал Латынь Объединенных Наций
Milton- Вергилий наш,
Lord Byron- наш Гораций;

 V
Там Pope- наш Ювенал, John Moor
e- Назон,
   Петрония Арбитра выбрать не проблема,
За тем достанет из любых времен
   Персон с десяток, но другая тема
Меня волнует больше- ею удручен-
   Глава склонилась- О! Благое Небо!-
Где ныне в Англии блаженство прежних дней?
Ответа нет- и сердцу все грустней.

 VI
Но- Нет! Не Оссиановой манеры
   Желать не стану я. О, Древностный мудрец!-
Сокровищ сладостных возвышенные перлы
   Яви в мой стих, чтоб стал он наконец
Ясней и краше, и оружием Веры
   Да нарядит его Небесный Наш Отец,
Чтоб рифмы сами сдалися без боя,
Увидев вдруг его Оружье Всеблагое.

 VII
Здесь Мой Герой- здесь Тайна Дум Моих-
   Сей Отпрыск Рода Ценного Преданьем,
Сей Цвет Судьбы и Радостей Живых,
   Что станет сердцу моему исповеданьем
В делах минувших, лучших, дорогих.
   Уж скоро их пора затмится увяданьем.
Тогда сии листы поэзии унылой
Сложи, читатель, над ее могилой.

 VIII
В его чертах дышал фамильный дух.
   Быть может в живописных каталогах
Встречали вы гвардейца или двух;
   В надменных позах, в расписных чертогах,
Иль красных девушек, иль завитых старух
   За спицами, в священных их берлогах.
О среди них, вне всякого сомненья,
Вам обретался корень поколенья.

 IX
Герой мой рода N.- чтоб много не писать
   Я сократил фамилию так круто-
Таких повсюду можем отыскать.
   Они везде! Дворянство почему-то
Их сердца не устало развлекать.
   Дворянство без двора- Неведомое чудо!
История у нас, что больше любит-
То чаще бьет- и пагубнее губит.

 X
Noblesse vous oblige? (3)
К чему такие муки!
  
Но полно, полно ждет меня сюжет-
Им помыкать в ущерб эпической науке
   Мне не к лицу- я правильный поэт.
Закон письма- оружье против скуки,
   Хоть варварский его не любит свет,
Но с ним я буду петь, послушный долгу:
О многом по чуть-чуть и ни о чем подолгу.

 XII
Но к юноше- он в честь Коломбо назван, (4)
   О ком в Британской Православной Старине
Есть много милого, и в веке одичалом
   Он подошел и полюбился мне:
То был монах, любимый Оссианом,
   Не за благословения одне,
Но за риторику высокой школы,
Обширный ум и чистые глаголы.

 XIII
Итак к герою! Что же мой герой?
   Британский гражданин, but Russian all, (5)
Он здесь явился нежною порой;
   В хорошем месте он едва прошел
Курс авиаторов- но к службе войсковой
   В Содружестве охоты не обрел.
Зачем? Об этом расскажу я скоро,
То новый символ русского позора;

 XIV
То новый из святой истории урок,
   То Сербия- где Мужеству последний
Ссудило праведное Небо уголок-
   Где прах веков- сокровище наследий-
Впитался в кровь Ее и тем Ее обрек
   К венцам победным; но в дыму трагедий
Их судьбы ныне поднимают на чело
Твое о Сербия!- но как оно светло!

 XV
Читаю я на нем знамения времен
   Уже не дальних, но уже последних,
Когда в кругу языческих племен
   Вся Церковь будет фронт один передний;
И место то, где не проляжет он-
   Да не пройдет в тебе, читателю мой бедный,
Чтобы ценой пороков и заслуг
Ты не купил для сердца вечных мук.

 XVI
Кто испугался может дальше не читать.
   Хоть здесь не для 'омилии(6) церковной
Я сел за стол и принялся писать
   Сей плод досужный, сей роман любовный.
Он при дверях, он просится в тетрадь;
   И отступлений выпад многословный
Он терпит кое-как, вот вздрогнуло перо
И в новый стих за ним переползло.

 XVII
Увы умом тебя, Россия, не понять!-
   О здесь мы можем Тютчеву поверить-
И там, где меч боишься ты поднять
   Поднимет тот, о ком спешу заверить,
Не станет стыдно тем, кто сел читать,
   Чтобы уж тем, хотя бы стыд развеять
За тех, о ком писать я не хочу-
Им казнь презрения молчаньем я плачу.

 XVIII
Коломбо в Сербии!- вот выбор наших дней-
   Пресытив скукой, чтеньем и движеньем
По белу свету в поводе страстей-
   Он в строй вступил за новым приключеньем.
И сдав экзамен- был он без затей-
   'Су Двацать-Семь' с забвенным наслажденьем
На Боснию холодною рукою
Он уводил- и многих за собою.

 XIX
Мгновенье длиться схватка в небесах.
   Ракеты чуткие- переменив друг друга-
Блистают здесь и там. В дурных глазах
   Пилоты зрят погибель. Огнь и вьюга
Меж ними носятся. Благоговейный страх
   Объемлет землю. Верный друг испуга-
Прилежный селянин вымаливает мир,
Направив взор в воинственный эфир.

 XXI
Но скроется летучее железо,
   И что останется ему во след?
Одною нежною зарей над чащей леса
   Раскрылся парашют, вершитель бед,
Как дух безвольный, как смешной повеса,
   Все вниз и вниз далече он летел.
Под ним качался черный, словно бомба.
Сей друг тоски моей, сей радостный Коломбо.

 XXII
Земля! Земля! О нет- он не кричал.
   Но всем ветрам вокруг сопротивлялся,
Но в Боснию далечь его загнал
   Веселый ветер. Вечер занимался,
Давно Коломбо странствовать устал.
   И Провиденью, как не упирался,
Он приземлился в вражеском полку
В тоске и с парашютом на боку.

 XXIII
Плен! он в плену. Игрушка мусульман.
   Мишень для их пинков, затрещин и насмешек.
В их речи грубой был перемешан
   Славянский и турецкий тон издержек,
То, что жаргоном называют нам
   Мужи науки; но они- орешек,
Их- там, где вкусишь зубы переломишь,
Ни йоты не поймешь и жизнь угробишь.

 XXIV
Но многие собратья по несчастью
   Его судьбу завидной назовут.
На третий день он распрощался с частью,
   Глаза завязаны. Куда его ведут?
Проснись, Европа! благородной страстью
   З
ажги свой разум, он потребен тут.
Как снизойдя с классических картинок,
Пред ним предстал- О Боже!- рабский рынок!

 XXV
Вокруг все полно пленных Христиан:
   Солдаты- девы- старики- да дети.
Повсюду шум. Пестреет пышный стан.
   Вот покупатели- 'Вам эти- или эти?
Младенцев для мужей? Наложниц в Пакистан?
   Ах этого? Вперед не пожалейте,
Что поскупились и купили мало-
Ура войне!- она их бед начало.'

 XXVI
Свершился страшный торг- Коломбо куплен. Кем?
   То некий муж Востока. Мраморным челом
Он возвышался над толпой. Сиятельным огнем
   Чела и взора все ничтожил он.
'Ты, будешь раб.' Сказал герою он.
   'Я— шейх Джаффар отныне твой патрон.
'И главное, что должен ты понять-
Рабу и слышать- значить исполнять?'

 XXVII
Здесь нужно слова два сказать о господах:
   На лоне счастливом далеких Эмиратов
Взрастил на горе Христиан Аллах
   Сего Джаффара; он же вот каких талантов:
От юности втайне в учениках
   Побыв у колдуна- не самых строгих нравов-
Он вырос- к тайнам мира приобщен,
Самолюбив, жесток и развращен.
 
 XXVIII
С недавних пор он житель этих мест.
   Его науки любы Мусульманам-
И замок- и сады- и пастбища окрест
   Все отдано ему и с радостью и даром.
Зачем? О тайна страшная здесь есть.
   Ее открою: Чтоб над рабственным товаром,
Отвергшемся от веры Христианской,
Свершить злодейство всей науки Басурманской.

 XXIX
Вокруг дворца прикованы цепями
   Его рабы. Им есть один закон:
Отрекшийся Христа безумными устами
   Получит плов и будет разрешен
От уз. Но клятвой- порожденною веками
   Слепой вражды- он будет заклеймен;
Джаффар почтет над ним три места из писаний
И станет раб- лишь тень его желаний.

 XXX
Он с той поры, послушен всем мечтам,
   И прихотям всесильного владыки.
Зачем?- я полагаю интересен вам
   Весь этот ужас мерзостный и дикий-
Сих нечестивых по ночным горам
   Отправят в Сербию. Десант сей невеликий
Т
ам дхнет насилием кровавым вкруг,
Родное племя приводя в испуг.

 XXXI
Коломбо был прикован у ручья,
   К нему Фатьма по воду утром приходила.
Брала кувшин, но, словно, не своя,
   Но, словно, в ней жила чужая сила,
Она молчала все и, очи потупя,
   Брела к вратам и в замок уходила.
Но издали, напрягши взор и слух,
За ней следил приставленный евнух.

 XXXIII
Она- она, сестрица младшая Джаффара.
   Младой красой в неволе ей блистать
Дано судьбой. Но нет во взгляде жара,
   Неловок шаг и на челе  печать
Тоски и муки. Ум объяла чара,
   В ней руку брата можно нам узнать;
Стяжаний родовых не хочет он делить
И губит то, чему так нужно жить.

 XXXIII
Не раз, не раз- встречаясь с нею взглядом-
   Коломбо жребий свой позабывал.
Как тень мечты- она случалась рядом,
   Чтоб скрыться вновь. О так прибрежный вал
Валится в скалы, отступает задом
   И валит вновь. Вот камень затрещал-
И скалы сломлены волною терпеливой,
Как сердце молодца соседкой молчаливой.

 XXXIV
Так протекали первые три дня.
   Уж вечер третьего. На выкрик отдаленный
Коломбо зрит: встал- узами гремя-
   Печальный серб- сединой убеленный.
Главой кивает. После- меж двумя
   В халатах- от цепей освобожденный-
Бредет в лучах печального заката
На замок под прицелом автомата.

 XXXV
Я думаю печаль героя моего
   Известна Вам-  кто б ни был мой читатель-
Но что о ней? Резон для ничего-
   Почти любой из нас хоть в чем-то, но предатель.
Судить других мы любим, но сего
   Отступника не осудил писатель,
Что б послужить возвышенным примером
Иным горячим нашим правоверам.

 XXXVI
Коломбо плакал о его судьбе.
   В его слезах свет лунный отражался.
Ужасный день. Он вспомнил о себе-
   Что жизнь его? Он больше разрыдался.
Вокруг все тихо- как в печальном сне.
   Покой и мир в душе его поднялся.
Слова из сердца с шумом полились,
Уста раскрылись, очи разожглись.

 XXXVII
'Молю Тебя, Отец- живущий в Небесах,
   Да свет Твой излиет Твое благое имя;
Да придет царствие едино на века;
   Да волей праведной меня Ты не покинешь-
На Небе и земли; и хлеб насущный дашь;
   И буди милостив ко мне- как я с другими;
От искушений изыми огня;
И от лукавого избави Ты меня.'

 XXXVIII
Иссякли силы вскоре- он уснул.
   О, снов не видят сердцем изможденным.
Заря покрыла землю. Ветр задул
   В курчавый бок тумана. Удивленным
Очнувшись оком видит девы красоту
   Коломбо. Он- подпав страстям мгновенным-
Весь вспыхнул- в сердце смута и пожар.
И дева нежная избавилась от чар.

 XXXIX
От чар одних. Но чары есть иные.
   Но этот плен, он был ей незнаком.
Лишь чувства тихие и радости простые
   Фатьме известны раньше были. В нем
Открылись ей безвестные стихии.
   Замедлил взор, лицо горит огнем:
'О кто бы ни был чужестранец ты,'
Речет она, 'возьми моей воды.'

 XXXX
Арабских слов понять не смог бы он.
   Но хладной влагой переполненный кувшин
В его руках. Вот им он осушен.
   'О кто бы ни был твой- о дева- господин-
Те дни, которыми мой век теперь продлен
   Они твои. Я не мусульманин.
И за судьбу несчастную твою
Я Бога- как сумею- умолю.'

 XXXXI
Он с нею по-Английски говорил.
   Ей эта речь была не много, но знакома.
Ей детство вспомнилось- отец ее учил
   Чужим словам, но это было дома,
Под небом Азии, где всяк боготворил
   Ее досуг, куда душа влекома.
Но все вотще. Минувшее лишь тень.
И этот день сменяет новый день.

 XXXXIII
Она опять пред ним; таинственный мешок
   Упал из- под полы. Над ним Фатьма склонилась:
'Когда настанет ночь- Беги! Твой путь далек.
   О знай я буду рядом- я решилась!
Здесь автомат и пилы. Злой урок
   Мне поднесла судьба- но сдаться ей на милость
Я не хочу. Я верю, что огня
Еще достаточно для жизни у меня.'
 
 XXXXIII
О девы- кто учил Вас молвить речи?
   От скуки пробужден Коломбо мой,
Он молвит ей: 'Когда настанет вечер,
   Будь рядом, милая- и с первою звездой
Свою погибель иль свободу встретим
    Мы оба. И да будет Бог с тобой!'
Фатьма Коломбо тихо улыбнулась:
'Да будет Бог с тобой!'- и прочь она качнулась.

 XXXXIV
Вот смутный месяц стал звездою водянистой.
   Уж нет оков- свободною душою
Герой мой воздохнул. Вот в дали мглистой
   Фатьму он видит. Тихою стопою
Из врат она идет. И радостный и чистый-
   Сияет лик ее- скрываясь между мглою.
И, наклонившись юноше на плечи,
Уж шепчет дева ласковые речи.

 XXXXV
Едва ступив за тайную ограду
   Они попали в дикие кусты.
За ними был подъем на автостраду.
   Они на ней. Но вот из темноты
Явился свет и быстро как в засаду-
   Коломбо падает - напрасные мечты!
И в мертвом свете ярко-желтых фар
Пред ними стал властительный Джаффар.

 XXXXVI
Что медлить? Магазин благословив.
   Тут выстрелил Коломбо и удача
Ему явилась- он  теперь счастлив.
   Но дева- ты? Она склонилась, плача,
И, очи брату бережно закрыв,
   Упала в jeep. Глаза от девы пряча,
Коломбо сел за руль. Мотор взревел.
Jeep тронулся и птицей полетел.

 XXXXVII
Им удалось безбедно кое-как.
   Проникнуть сквозь Австрийскую границу.
Постранствовав по свету натощак
   Они решились вскоре пожениться.
И чтоб законом освятился брак
   Коломбо упросил ее крестится.
Она сдалась, чтоб угодить ему.
В крещеньи нарекли Светланою Фатьму.

 XXXXVIII
Она была ему хорошею женой;
   Немного
désirée и несколько dévote.
И вскоре, вскоре никакой другой
   Коломбо жизни пожелать и в ум не шло.
Так год прошел, за ним уже другой
   Был в половину. Нежною весной,
Подумав вовремя о очаге своем,
Под Матушкой-Москвой они купили дом.

 XXXXIX
Уже был в силе май. Я был у них в гостях-
   Они соседи мне. С беременной Светланой
Втроем мы пили чай, речь шла о пустяках,
   Коломбо вышел вон за влагою багряной-
Он вина содержал в подвале в стеллажах-
   По образу Британии желанной,
О Ней он часто с грустью вспоминал,
И на ночь 'Moscow
Times' жене читал.
 
 XXXXX
Достав бутылку, он в качели сел
   Под окнами, чтоб все нам видно было.
Настала ночь. И нежный ветр шумел
   Вокруг него. Я знаю, что любила
Его жена еще за то, как пел
   Коломбо. Моя память сохранила
Немного строк- от пения его;
Немного строк- и больше ничего.

Песня Коломбо
 I
Люби меня, еще едва ли
   Удастся в жизни нам любить;
   Враги хотели нас- убить,
Но слишком долго убивали.

 II
Из души моей изъян
   Орган страсти и упрека;
   Был от дома я далеко,
Но лишь дома был желан.

 III
Теплый ветер мимошед
   Отозвался похвалою:
   'Полно, милый! Что с тобою?
Ты оставил добрый след.' 

 XXXXXI
Вдруг что-то хлопнуло в неясной тьме-
   Коломбо быстро набок повалился.
Я видел кровь на нем, что оставалось мне?-
   Я выстрелил мой пистолет случился
Тогда со мной. Чу! У ворот к стене
   Упала тень. Я к ней заторопился.
Светлана издали его узнала вдруг-
То был ее наставник и евнух.

 XXXXXIII
Послушный давнему хозяйскому заклятью.
   Он выследил сбежавшую чету.
Став жертвой своему несчастью,
   Навек теперь оставил суету.
Его душа- что в ней? Не так ли страстью
   Одержаны- за страшную черту
Спешим и мы иль только что спешили;
И Судьбы нас на миг остановили.

 XXXXXIII
Но ты- Герой, которого люблю-
   Чью тень теперь пером благословляю-
Ужель душа твоя сегодня не в раю?
   О если так- то очень близко к раю.
Но как бы ни было- теперь печаль свою
   В другое русло с миром направляю.
Вот на прощание немного слов о той,
Что стих мой вялый озаряла красотой.

 XXXXXIV
К
уда ж теперь идет моя Светлана?-
   Печаль и плачь в ней не убили плод-
Есть женский монастырь далечь в брегах тумана
   В
нем некий мальчик маленький растет.
С ним рядом мать. И здесь конец романа.
   Благословен, кто весь его прочтет.
Как лебедь мраморный- склонив чело на грудь-
Классический мой стих желает отдохнуть.
________________
(1)Я люблю Британика! Я ему суждена
    Расин. Британик
(2)Дай мне жить невидимым, неузнанным;
     Неоплаканным дай мне умереть,
   Сокрытым от мира, чтобы ни один камень
     Не сказал, где я лежу.
    Поуп. Ода на одиночество.

(3)"Так Вас обязывает благородство?"(фр.)
(4)Святой Коломб Ирландский; 8 ноября.
   см. Petite Larousse illustree.1976
(5)Но Русский весь. (англ.)
(6)"Омилия" или "гомилии"- это отгреческое славянское название церковной проповеди- однокоренные этому слова встречаются и в современных европейских языках и в российской церковной литературе.
 
 

Сайт создан в системе uCoz